Неточные совпадения
Олентьев и Марченко не беспокоились о нас. Они думали, что около озера Ханка мы нашли жилье и остались там ночевать. Я переобулся, напился чаю, лег у костра и крепко заснул. Мне грезилось, что я опять попал в болото и кругом бушует снежная буря. Я вскрикнул и сбросил с себя одеяло. Был вечер. На небе горели
яркие звезды; длинной
полосой протянулся Млечный Путь. Поднявшийся ночью ветер раздувал пламя костра и разносил искры по полю. По другую сторону огня спал Дерсу.
Узкая
полоса неба, видневшаяся сквозь лесную чащу, блестела
яркою синевою, хотя вдали уже погромыхивал гром.
А у подъезда, под хохот толпы, городовые сдирают с задка полицмейстерских саней широкую
полосу бумаги с
яркой надписью: «Долой самодержавие!..»
Я спустился в эту темноту, держась за руку моего знакомого. Ничего не видя кругом, сделал несколько шагов. Щелкнул выключатель, и
яркий свет электрической лампы бросил тень на ребра сводов. Желтые
полосы заиграли на переплетах книг и на картинах над письменным столом.
Ручьи крови пересекали
полосы света и тянулись к порогу, очень
яркие.
Время было весеннее. Лодка шла вдоль берега и попадала то в
полосы прохладного морского воздуха, то в струи теплого, слегка сыроватого ветерка, дующего с материка.
Яркое июньское солнце обильно изливало на землю теплые и живительные лучи свои, но по примятой прошлогодней траве, по сырости и полному отсутствию листвы на деревьях видно было, что земля только что освободилась от белоснежного покрова и еще не успела просохнуть как следует.
Крыт был дом соломой под щетку и издали казался громадным ощетинившимся наметом; некрашеные стены от времени и непогод сильно почернели; маленькие, с незапамятных времен не мытые оконца подслеповато глядели на площадь и, вследствие осевшей на них грязи, отливали снаружи всевозможными цветами; тесовые почерневшие ворота вели в громадный темный двор, в котором непривычный глаз с трудом мог что-нибудь различать, кроме бесчисленных
полос света, которые врывались сквозь дыры соломенного навеса и
яркими пятнами пестрили навоз и улитый скотскою мочою деревянный помост.
Ромашов выгреб из камышей. Солнце село за дальними городскими крышами, и они черно и четко выделялись в красной
полосе зари. Кое-где
яркими отраженными огнями играли оконные стекла. Вода в сторону зари была розовая, гладкая и веселая, но позади лодки она уже сгустилась, посинела и наморщилась.
А между этим
ярким и далеким прошлым и этим уголком дороги — целая
полоса…
Королева Марго лежала на постели, до подбородка закрывшись одеялом, а рядом с нею, у стены, сидел в одной рубахе, с раскрытой грудью, скрипач-офицер, — на груди у него тоже был шрам, он лежал красной
полосою от правого плеча к соску и был так
ярок, что даже в сумраке я отчетливо видел его.
По гладко отшлифованному металлу рельс скользили, обгоняя Климкова, красноватые лучи огня, они разгорались
ярче, две красные
полосы железа казались раскалёнными и стремительно текли вдоль по бокам Евсея, направляя его бег.
Я быстро зажигаю огонь, пью воду прямо из графина, потом спешу к открытому окну. Погода на дворе великолепная. Пахнет сеном и чем-то еще очень хорошим. Видны мне зубцы палисадника, сонные, тощие деревца у окна, дорога, темная
полоса леса; на небе спокойная, очень
яркая луна и ни одного облака. Тишина, не шевельнется ни один лист. Мне кажется, что все смотрит на меня и прислушивается, как я буду умирать…
Уже почти все звенья янтарных дверей были забраны, и в
ярких просветах между темных
полос клубились легкие струйки тумана. Густой массой сначала мятутся они внизу, потом быстро несутся кверху, как легкие тени в длинных одеждах, и исчезают вверху, где смыкается небо.
В это время Истомин очень много читал и даже собирался что-то писать против гоголевских мнений об искусстве; но писания этого, впрочем, никогда не происходило. Он очень много читал этой порою, но и читал необыкновенно странно. Иногда он в эту
полосу своего упорного домоседства молча входил ко мне в своем бархатном пиджаке и
ярких канаусовых шароварах, молча брал с полки какую-нибудь книгу и молча же уходил с нею к себе.
Полоса яркого света, прокрадываясь в эту комнату, упадала на губы скривленные ужасной, оскорбительной улыбкой, — всё кругом покрывала темнота, но этого было ей довольно, чтобы тотчас узнать брата… на синих его губах сосредоточилась вся жизнь Вадима, и как нарочно они одни были освещены…
Полная луна, глядя в окно, перерезала полусумрак комнаты
ярким светом.
Полоса эта озаряла стоящий под окном стул. Вдруг Елизавета Федоровна с привычным проворством вскочила с дивана и, подхватив плетеный стул, поставила его рядом с освещенным луною.
В смутном предчувствии именно этой-то
полосы жизни я и начинал много раз свой дневник с целью заносить в него каждую мелочь, чтоб потом ее пережить, хотя и в воспоминании, но возможно
ярче и полнее… Однако дни проходили за днями, по-прежнему тягучие и однообразные… Необыкновенное не наступало, и я, потеряв всякую охоту к ежедневной сухой летописи полковых событий, надолго забрасывал дневник за этажерку, а потом сжигал его вместе с другим бумажным сором при переезде на новую квартиру.
У берега широко белела пена, тая на песке кисейным кружевом, дальше шла грязная лента светло-шоколадного цвета, еще дальше — жидкая зеленая
полоса, вся сморщенная, вся изборожденная гребнями волн, и, наконец, — могучая, спокойная синева глубокого моря с неправдоподобными
яркими пятнами, то густофиолетовыми, то нежно-малахитовыми, с неожиданными блестящими кусками, похожими на лед, занесенный снегом.
«Скоро ли, о господи, рассветёт?» — с тоской подумал он. Скоро уж: алая
полоса на краю тучи стала и
ярче и шире.
Море шумело далеко внизу, ветер становился свежее. Английский пароход вышел из
полосы лунного света, и она блестела, сплошная, и переливалась тысячами матово-блестящих всплесков, уходя в бесконечную морскую даль и становясь все
ярче и
ярче. Не хотелось встать со скамьи, оторваться от этой картины и идти в тесный номер гостиницы, в котором остановился Василий Петрович. Однако было уже поздно; он встал и пошел вдоль по бульвару.
Гуще и гуще надвигается черный покров ночи на небо,
ярче и
ярче сверкают на холмах зажженные свечи, тусклей отражает в себе недвижное, будто из стекла вылитое, озеро темно-синий небосклон, розовые
полосы зари и поникшие ветвями в воду береговые вербы…
Солнце быстро катилось к закату и скоро зажгло пылающим заревом далекий горизонт, расцвечивая небо волшебными переливами всевозможных красок и цветов, то
ярких, то нежных, и заливая блеском пурпура и золота и
полосу океана и обнаженные верхушки вулканических гор высокого зеленеющего острова, резко очерченного в прозрачной ясности воздуха.
Длинной-предлинной
полосой растянутые на вос-точной стороне неба облака серебром засверкали от всплывшего под ними светила, хлынули с небесной высоты золотые лучи и подернули чуть заметную рябь речного лона сверкающими переливами
яркого света.
Небо справа на востоке было тяжелое, темно-синеватого цвета; но
яркие красно-оранжевые косые
полосы яснее и яснее обозначались на нем.
Снег все становился белее и
ярче, так что ломило глаза, глядя на него. Оранжевые, красноватые
полосы выше и выше,
ярче и
ярче расходились вверх по небу; даже красный круг солнца завиднелся на горизонте сквозь сизые тучи; лазурь стала блестящее и темнее. По дороге около станицы след был ясный, отчетливый, желтоватый, кой-где были ухабы; в морозном, сжатом воздухе чувствительна была какая-то приятная легкость и прохлада.
В такие тихие ночи можно наблюдать свечение моря. Как клубы пара, бежала вода от весел; позади лодки тоже тянулась длинная млечная
полоса. В тех местах, где вода приходила во вращательное движение, фосфоресценция делалась интенсивнее. Точно светящиеся насекомые,
яркие голубые искры кружились с непонятной быстротой, замирали и вдруг снова появлялись где-нибудь в стороне, разгораясь с еще большей силой.
Вечер был чудесный — теплый и тихий. Солнце светило сбоку в аллею. Нижние ветви лип просвечивали
яркою зеленью. В
полосах солнечного света золотыми точками плавали мухи. Варвара Васильевна расхаживала по аллее с женами Елкина и Пантелеева и занимала их.
Яркой огненной
полосою пронизывала меня мысль: «Мой отец женится, у меня будет новая мама!» Эта мысль показалась мне ужасной, невыносимой…
После сего он пришел в какое-то исступление ума, ощутил в себе непомерную отвагу, нечто похожее на крайнюю степень опьянения; в глазах его попеременно мелькали
яркие искры, светлые
полосы, какие-то дивные, уродливые призраки; над ним и буря злилась, и дождь шумел, и гром гремел — но он уже ничего не боялся.
При тусклом свете огарка и красной лампадки картины представляли из себя одну сплошную
полосу, покрытую черными кляксами; когда же изразцовая печка, желая петь в один голос с погодой, с воем вдыхала в себя воздух, а поленья, точно очнувшись, вспыхивали
ярким пламенем и сердито ворчали, тогда на бревенчатых стенах начинали прыгать румяные пятна, и можно было видеть, как над головой спавшего мужчины вырастали то старец Серафим, то шах Наср-Эддин, то жирный коричневый младенец, таращивший глаза и шептавший что-то на ухо девице с необыкновенно тупым и равнодушным лицом…
День был
яркий. Солнце как раз ударяло в закрытые окна кабинета и маленькие
полосы света едва освещали обширную комнату, пробиваясь по бокам темных штор.
Гудки смолкли один за другим. Затих благовест. Только бесчисленные жаворонки звенели и заливались в
ярком небе, и казалось, что это звенит само небо, — звенит однообразно, назойливо… Да и в небе ли это звенит? Не звенит ли кровь в разгоряченной голове?.. Ковыль волновался и сверкал под солнцем, как маленькие клубы белоснежного пара. По степи шныряли юркие рыжие овражки. Из рудничних труб лениво валил дым и длинными, мутными
полосами тянулся по горизонту.
Яркий румянец пробивался сквозь нежную, как у девушки, кожу щек, оттененных, как и верхняя губа, темною небритою
полосою волос, идущей от ушей к подбородку.